Сегодня есть ощущение, что решать существующий конфликт на Днестре не хотят ни Молдова, ни Приднестровье. О том, почему это так – в статье директора программ ИСПИРР Веры Табак. 

 

Новость о назначении Дмитрия Козака специальным представителем президента Российской Федерации по развитию торгово-экономических отношений с Республикой Молдова подняла из пыльных полок нашей памяти проект Меморандума 2003 года, известный как «план Козака». Этот план предусматривал создание Федеративной Республики Молдова, с широкими полномочиями Приднестровья как субъекта федерации. Важным положением Меморандума была договоренность о размещении на территории совместного государства на переходный период до полной его демилитаризации стабилизационных миротворческих сил России. Подписание Меморандума не состоялось буквально в последний момент, после переговоров президента Молдовы Владимира Воронина с американским послом. Нетрудно догадаться, что камнем преткновения стал пункт о российском военном присутствии. Впоследствии эту версию подтвердил бывший глава миссии ОБСЕ в Молдове Уильям Хилл.

 

В те годы в Приднестровье была развернута широкая информационная кампания в пользу непопулярного решения. Государственный аппарат готовил почву для создания хотя бы нейтрального отношения к готовящемуся событию. За редким исключением почти все лидеры общественного мнения высказывались в пользу федеративного устройства.

 

Однако последующее развитие событий и резкий разворот Воронина в сторону Запада спутал карты российскому плану урегулирования конфликта. Возможности для полноценного решения политического кейса были на долгие годы упущены.

 

С выбором «пророссийского президента» Игоря Додона в региональной ситуации, казалось бы, вновь замаячили перспективы возможных договоренностей. Но условия президентства Додона, сама архитектоника власти в Молдове, да и в Приднестровье, новые условия региональной безопасности и связанные с этим риски в то же время максимально не способствовали принятию подобных решений.

 

Во-первых, призрачные надежды на установление позитивной атмосферы доверия между Кишиневом и Тирасполем, связанные с личностью этого молдавского политика, очень скоро сошли на нет. Додон не сумел ничего противопоставить новому витку антиприднестровских мер; помимо этого, он фактически был исключен из переговорного процесса между сторонами.

 

В России, кажется, это тоже понимают, но там прекрасно осознают и то, что на текущий момент, кроме Додона, у Москвы нет реальных визави в Молдове. Из всех зол, которые РМ могла продемонстрировать России, Додон оказался меньшим. Не помогают повышению его авторитета в самой Молдове встречи в Кремле, возможно, потому, что население не ощущает его влияния на внутриполитическую ситуацию.

 

Впрочем, именно на Додона делалась ставка в деле возобновления переговорного процесса в наиболее благоприятном для России формате, под которым подразумевается федерализация Молдовы и сохранение на Днестре российских миротворцев.

 

То, что Додону не удалось сделать на местном уровне, видимо, придется осуществлять уже на уровне региональном спецпредставителю России Дмитрию Козаку. У этой версии есть немало оппонентов, прежде всего в самом Приднестровье.

 

Дело в том, что любые разговоры о возможностях федеративного устройства в Приднестровье тщательно торпедируются. Политическая непризнанность республики позволяет местным элитам крепко удерживать власть над населением. Уверенность в собственной правоте отцов-основателей, все больше теряющих связь с реальностью, обусловлена вполне материальными стимулами – многолетний «патриотизм» хорошо оплачивается, позволяя кормиться за счет соответствующей риторики, при этом не предпринимать никаких реальных усилий по улучшению жизни приднестровцев.

 

Вот и сейчас, после назначения Козака спецпредставителем по Молдове, местные провластные эксперты поспешили максимально отвести внимание населения от возможного возобновления «плана Козака» – мол, и ситуация уже не та, и Молдова, и Украина не те, да и должность, судя по названию, к этому не располагает. В действительности федеративный вариант развития событий исключать нельзя, но, думаем, приднестровские власти будут долго сопротивляться предложениям России.

 

Что же касается народа Приднестровья, то свое мнение относительно приднестровского будущего он высказал на референдуме 2006 года. Так, на вопрос об отказе от независимости и последующем вхождении в состав Республики Молдова положительно тогда ответили всего 3,4% населения.

 

Каким сегодня мог бы быть этот процент голосов, сказать трудно. С одной стороны, на настроения приднестровцев серьезно влияет официальная риторика и практика раздельного существования, с другой, в последние годы все больше людей, кто вынужденно, кто по собственной инициативе, приобретает гражданство Молдовы, поскольку оно открывает безвизовый доступ в Европу…

 

Неоднозначность ситуации связана с тем, что Тирасполь, возможно, и был бы готов идти на уступки, если бы мог выторговать для себя наиболее выгодные условия в федеративной Молдове. Другой вопрос, что торговаться за интересы приднестровцев сегодня, кажется, некому. Властная элита представлена одной-единственной политической силой, главные интересы которой носят по большей части экономический характер и в последнюю очередь связаны с нуждами населения.

 

Особого интереса к Додону приднестровцы также не испытывают – в Приднестровье никто его не считает своим президентом.

 

Другое дело – Владимир Путин и Россия. Это не просто слова, а символы, вызывающие эмоциональный отклик у населения. Напомним о беспрецедентной явке, которую продемонстрировали приднестровцы во время российских президентских выборов. Если местные жители кому-то и доверяют из политиков, то это не действующий глава республики Вадим Красносельский, и не экс-президент страны Евгений Шевчук, и тем более не Игорь Додон.

 

Это Владимир Путин. Путин – возможно, единственный политик, способный решить молдо-приднестровский конфликт.

 

Тем временем в Молдове также боятся говорить о федерации. Бывший вице-премьер по реинтеграции и бывший переговорщик Еуджен Карпов назвал план политического урегулирования 2003 года «так называемой федерацией». Молдавские политики часто добавляют приставку «так называемый», когда хотят подчеркнуть фиктивный характер чего-то - в данном случае договоренности. Неизвестно, чего больше боятся представители либерального блока в Молдове: федерализации страны или победы партии Додона на предстоящих парламентских выборах. Так почему же правящая в Молдове политическая сила избегает разговоров о федерации?

 

Первая и главная причина связана с нежеланием РМ укреплять сотрудничество с Россией в ущерб ее европейским интересам и обязательствам. Дружба с Москвой отвернет от Молдовы иностранных доноров, оказывающих ей финансовую помощь.

 

Во-вторых, союз Молдовы с Приднестровьем неизбежно приведет к усилению пророссийского фактора в самой Молдове. Русскоговорящие, проживающие на правом берегу Днестра, могут вспомнить о том, как за последние два десятилетия их права всячески дискриминировались. Вспомнят и о закрытии школ для русских, и о депортации российских журналистов и дипломатов, но особенно припомнят решение Конституционного суда РМ об исключении русского языка из числа языков межнационального общения. Могут и 1992 год вспомнить.

 

По нашему мнению, сегодня нежелание и Молдовы, и Приднестровья решать конфликт весьма сильно. Какую стратегию (с учетом этого нежелания) примет Россия, узнаем в скором времени.